Почему участники и ветераны путинской войны с Украиной всегда будут опасны для нас?
За этот текст автору уготован в аду отдельный котёл с подогревом, а до этого прилетит вообще со всех сторон. Об этом нельзя писать с морально безупречной позиции. Хуже того, мы заходим на зыбкую почву дискриминации, которой российские квиры хватили сполна и ещё хватят. А теперь придётся говорить о дискриминации с нашей стороны, причём не как постыдном явлении, которое надо изжить, а как о способе выживания. Во всяком случае, на ближайшие годы. А для тех, кто останется жить и умирать в РФ — почти навсегда.
Речь пойдёт об участниках так называемой СВО, причём в широком понятии. Обо всех, кто принимал и будет принимать участие в боевых действиях с российской стороны. Впрочем, от защитников Украины нам тоже не следует ждать хорошего отношения, но это уже другой вопрос.
Для базы следует понимать, что общее количество таких людей приближается к миллиону человек и неизвестно, насколько ещё вырастет. А ещё — что большинство из них вернётся домой в том или ином агрегатном состоянии. Они будут вашими попутчиками в транспорте, коллегами, родственниками, будут сидеть за соседним столиком в кафе. И они опасны.
Всё только начинается
Поводом к данному тексту послужило расследование журналистов издания «Новая вкладка» и «Медиазона». Они нашли более 30 приговоров, которые показывают, как споры о «специальной военной операции» приводят к смертям и тяжёлым увечьям. Скорее всего, подобных дел гораздо больше: суды, особенно военные, порой вовсе не публикуют тексты приговоров, а в опубликованных часто не детализированы причины бытового конфликта.
В случаях, когда жертвой оказывался противник СВО, суд учитывал «аморальное поведение потерпевшего, явившееся поводом для преступления» как смягчающее обстоятельство. В обратных случаях, которых, конечно, меньше, всё с точностью до наоборот. Вам это ничего не напоминает? Очень близкая формулировочка фигурировала во многих приговорах в отношении тех, кто убивал, избивал или шантажировал квиров в России.
История тут не просто повторяется, а выходит на новый уровень. С одной стороны, государство законодательно делит граждан на СВОих и чужих, образцовых россиян и внутренних врагов. С другой — «ветераны» ещё не начинали. Подавляющее число тех, кто станет нашей ежедневной угрозой, ещё на фронте или даже пока не отправились туда. Это присказка, не сказка. Она ещё впереди. И очень страшная.
Стоит ли сгущать краски?
Некоторые могут назвать сказанное выше манипуляцией. Одно дело гомофобия, совсем другое — война в Украине. Разные люди по-разному ко всему этому относятся и не стоит всё кидать в общий блендер. Можно добавить критикам ещё один аргумент в их пользу. В вооружённых формированиях РФ сражается много геев и бисексуалов, а будет ещё больше. Многих туда режим загонит прямым шантажом, который стал очень удобен после назначения всех квиров экстремистами. Беда в том, что это ничего не меняет.
Война Путина против Украины и гомофобная политика его режима — неразрывные и взаимосвязанные части одного целого. Это отдельные проявления общего дискурса, в котором нет места ни праву человека быть собой, ни праву нации на самоопределение. А ещё это культ насилия как главной скрепляющей силы и культ прошлого как единственного ориентира. Не зря же диктатор вслед за питерским губернатором Бегловым повторил бред про то, что российские солдаты сражаются за то, чтобы не было гендерно-нейтральных туалетов.
Так вот, при всей разности взглядов и способов попадания на войну, те, кто вернётся с неё живыми, получат особую школу. Такую, что лучше бы не получать. И пока преступления совершают по большей части бывшие зэки, согнанные на фронт, но солдаты без тюремного опыта вряд ли вернутся другими. Вернее, они вернутся с куда большей обидой на государство и общество. Ведь зэков миловали и возвращали с фронта. А мобилизованных там будут держать до конца, каким бы он ни был.
Как бы ни закончилась война, с вообще любым исходом на политической карте, эти люди вернутся с чувством собственной правоты и превосходства над теми, кто эту школу не прошёл. И все они, в той или иной форме начнут проецировать этот опыт на окружающий социум и «исправлять» его по своему разумению. Кто-то просто поворчит на девочку с синими волосами или мальчика с маникюром, а кто-то отрежет голову на этом основании. И заранее не скажешь, как он поступит. Да и полученный боевой опыт сыграет лишь некоторую роль. Те, кто всю войну снаряды в тылу развозил, будут хорохориться больше бойцов-спецназовцев. И они знают, что нас — всех квиров и просто непохожих на вернувшихся с фронта — можно «учить». Унижать, бить, грабить, убивать. На нас можно выместить всё. Им за это ничего не будет. Они это понимают.
Зачем всех под одну гребёнку?
Худшее, что есть в дискриминации, это уравнивание всех по какому-то признаку. Это всегда плохо и неправда. В здоровом обществе такое лечится презумпцией невиновности и уважения к каждому отдельному человеку. Проблема лишь в том, что мы находимся в далеко не здоровом и вообще не в обществе как таковом. Что у нас осталось общего кроме разворачивающейся беды? Будучи дискриминированным, загнанным в подполье меньшинством, мы, конечно, должны сохранить моральные ориентиры и не расчеловечиваться вслед за теми, кто сотворил этот ад. Но наша первостепенная задача — выживание. В заведомо враждебном окружении.
И с этой точки зрения нам придётся оценивать степень опасности по категориям. Любой человек в форме чего угодно Российской Федерации для нас опасен. Любой ветеран боевых действий — опасен вдвойне. Может, он честно делает свою работу, по жизни душка и благородных кровей. Или даже сам тяжело пережил полученный опыт, раскаивается и пытается больше не сеять зла. Или просто оставил пережитое за спиной и начал всё с чистого листа. А если нет?
В этом плане стоит понимать, насколько важен человек и общение с ним, чтобы рискнуть. Если это близкий родственник, то зачастую некуда деться. А если случайный гость на пьянке, то для таких практик не время и не место. Поэтому свои исключения каждый пусть определяет сам, но общее правило едино для всех: стоит по возможности избегать опасности и не провоцировать конфликт.
Тактика ускользания
Представьте себя евреем, который живёт по поддельным документам в нацистской Германии 1940 года. Неприятное сравнение? Да. Но, увы, наиболее точно описывает ситуацию любого ЛГБТ-человека в сегодняшней России. Хотите иначе? Уезжайте. Не можете или не хотите — надо как-то выживать. Делать для этого придётся много всего непривычного и неприятного. Мы об этом будем писать до самого краха режима, да и потом пригодится. Но в данном случае речь о ветеранах так называемой СВО. Так вот, избегайте их. И если не можете, то избегайте разговоров с ними. А если и это неизбежно, то хотя бы любых конфликтов. А если конфликт случился, то не доказывайте ничего. На кону не ваша правота, а, вероятно, ваши жизнь и здоровье.
И всегда помните: скорее всего, у этого человека есть фора в виде практического боевого опыта. У вас этой форы нет.
Вот несколько общих правил, которые помогут вам не стать жертвой чужого ПТСР:
- Если вы не психолог и не проводите сеанс, не лезьте в душу к человеку. Сливайтесь с потенциально конфликтных тем. Переводите всё в сферы, где вы друг с другом согласны.
- Никогда не пейте с ветераном. Ссылайтесь на религиозный запрет, острую язву, грозную жену, работу, но всегда сливайтесь. Большинство нападений случилось и случится в нетрезвом состоянии, когда отпускают тормоза.
- Если ветеран уже пьян, уходите. Если надо — убегайте.
- Избегайте мест, где много алкоголя и мало безопасности.
- Если вы проживаете с ветераном, внимательно следите за его поведением. Часто нападениям предшествуют депрессия, запои, крики во сне, немотивированная словесная агрессия. Обратитесь к специалисту, чтобы он объяснил вам, что делать. Можно попытаться и к участковому на всякий случай. Лет 30 назад это работало.
- Никогда не говорите ветерану, что вы — квир-персона.
- Никогда не знакомьтесь с воевавшим парнем. Они обычно гордятся своим опытом, так что, сразу заметите. Это не наказание и не дискриминация. Это просто мера безопасности. В конце концов, они же сражались в Украине за то, чтобы нас не было. Вот пусть нас для них и не будет.
