В 1933 году корреспондент из Шотландии по имени Гарри Уайт отправился в СССР в поисках личного счастья. Но вскоре его жизнь превратилась в настоящий кошмар. Повесть основана на реальных исторических событиях.
Повесть автора Р. А.
Чтобы прислать нам ваше творчество, свяжитесь с нами через телеграм-бот @parni_plus_bot
Глава 1
Когда Гарри Уайт, 24-летний корреспондент газеты «Эдинбургские новости», проснулся серым утром во вторник 23 февраля 1932 года в своей квартирке в Эдинбурге, он и понятия не имел, что этот день изменит всю его дальнейшую жизнь. И действительно, откуда ему было знать, что его жизнь совсем скоро превратится в настоящий кошмар.
В то утро все было как обычно. Потянувшись, Гарри откинул одеяло и встал на холодный скрипящий пол. Медленно зевнув, он оглядел свою крошечную спальню, где на полу были разбросаны бумаги, скомканные газетные страницы и вырезки, а в углах стояли стопки книг.
«Приведи уже здесь все в порядок, — подумал Гарри, но тут же возразил сам себе. — Для того, чтобы здесь убраться, нужно свободное время, а у меня его нет, потому что я работаю на двух работах».
Переступив через книги, бумаги и газеты на полу, Гарри добрался до крошечной ванной. Он открыл кран на полную мощность. Приятное тепло разлилось по его телу. Ванная заполнилась паром. Хороший горячий душ — это все, что было нужно Гарри для отличного начало очередного рабочего дня.
За завтраком Гарри пришлось уже поторопиться — он не хотел опаздывать на работу. Опоздания были роскошью, которую он себе просто не мог позволить.
Закончив завтрак, Гарри быстро оделся и перед выходом остановился напротив зеркала. Работая корреспондентом в одной из самых читаемых газет города «Эдинбургские новости», Гарри всегда следил за тем, чтобы его внешний вид был опрятен, а лицо свежевыбрито. Да и вообще Гарри уделял особое внимание своей внешности.
У тебя такое лицо, как будто ты не спал всю ночь. Воротник и рукава помяты. А времени их гладить совсем нет.
Почти пять минут Гарри расправлял рукава рубашки и поправлял воротник.
Ладно, не так уж и плохо. Сойдет.
Гарри брызнул на себя одеколон, хлопнул по карману брюк и, убедившись в наличии в нем бумажника, выбежал из квартиры, крепко сжимая в руке коричневый портфель.
Гарри знал, что, даже если он и опоздает (чего никогда не случалось), Эдвард Доусон, главный редактор «Эдинбургских новостей», не будет его ругать, а уж тем более увольнять. А все потому, что Гарри был одним из самых трудолюбивых работников в офисе. Он всегда сдавал свои статьи вовремя, и Доусон знал, что всегда может положиться на Гарри в трудную минуту.
Кроме того, Гарри обладал многими другими качествами, которые в нем ценил начальник. Гарри был начитан, хорошо знал историю других стран, а его статьи всегда были написаны на отличном английском. Гарри также свободно говорил на французском, немецком и даже русском! В довершение всего Гарри был просто порядочным молодым человеком с пытливым умом и нескончаемым желанием работать и учиться.
С точки зрения Доусона, у Гарри был только один недостаток — его политические взгляды. Дело в том, что Гарри был очарован социалистическими идеями и яро их защищал. Доусон понятия не имел, откуда у Гарри были такие интересы, и часто задавался этим вопросом. Но ответа найти от так и не мог.
Конечно, политические взгляды Гарри никоим образом не отражались на его корреспондентской работе в «Эдинбургских новостях». Доусон прекрасно это понимал. И тот факт, что Доусон не разделял странные политические взгляды Гарри, был совершенно нормальным явлением. Мало ли у кого какие политические воззрения — все это дело вкуса. Конечно, Гарри иногда раздражал Доусона, особенно когда разглагольствовал о «классовой борьбе» (очевидно, начитавшись Карла Маркса и другой подобной чуши), но это, в конце концов, было не так уж важно. Пусть говорит, что хочет.
«Гарри, порядочный и умный молодой человек… и занимается такой ахинеей», — часто бормотал себе под Доусон после разговоров с Гарри. Но он тут же себя успокаивал: «Что ж, может, это просто юношеский максимализм… он наконец придет в себя и вырастет!»
Но Доусон очень сильно ошибался. Однажды Гарри появился в его кабинете с совершенно неожиданными и не особо приятными новостями.
«Мистер Доусон, я хотел бы сообщить вам, что я нашел еще одну работу… Я буду трудиться корреспондентом в другой газете, на общественных началах», — сказал Гарри уверенным голосом, ожидая слов поддержки от начальника.
Но поддержки никакой не последовало.
«Чтоооооо?» — у Доусона чуть не отвисла челюсть. Ему захотелось выругаться, но он сдержался.
«Газета называется “Общество друзей СССР”», — невозмутимо продолжал Гарри.
«Какое убогое название! Что это вообще такое?» — сокрушался Доусон.
«Это местная социалистическая газета…. Пожалуйста, не волнуйтесь, мистер Доусон, я продолжу свою работу в вашей газете тоже!»
«Гарри, ты шутишь, да?! Зачем тебе это надо? Работать бесплатно! Какие лицемеры! Говорят о классовой борьбе, а сами хотят тебя использовать! Они тебя эксплуатируют!» — кипел Доусон.
«Мистер Доусон, можете быть уверены, это никак не повлияет на мою работу в “Эдинбургских новостях”», — успокаивал своего начальника Гарри.
«Гарри, послушай!..»
Затем Доусон пытался убедить Гарри в том, что работа в социалистической газете совершенно не поможет его карьере в Шотландии и что работать бесплатно было не только неразумно, но и вредно. Но предупреждения остались без внимания. Через некоторое время Доусон просто принял эту ситуацию. Гарри по-прежнему был ценным сотрудником, и если его новое хобби не влияло на работу в «Эдинбургских новостях», то пусть делает, что хочет, в свободное время.
Через несколько недель Гарри преподнёс Доусону очередной сюрприз — он заявил о том, что официально вступил в Коммунистическую партию Великобритании и, как и многие ее члены, начал принимать участие в коммунистических митингах и маршах в Эдинбурге. Доусон тогда вызвал Гарри в свой кабинет для еще более серьезного разговора.
«Гарри, не связывайся с этими коммунистами, это не доведет до добра. Держись подальше от их митингов, умоляю тебя!» — говорил он, еле сдерживая ярость и недоумение.
Гарри просто молчал, пытаясь не улыбаться, пока его нахмурившийся босс читал ему лекции о важности выбора правильного направления в жизни и необходимости держаться подальше от всякого рода «политических глупостей».
Когда Доусон наконец закончил свою речь, Гарри вежливо спросил, может ли он быть чем-нибудь полезен, и, получив резкое «нет», откланявшись, удалился из кабинета. А уже после смены направился прямиком к своим товарищам-коммунистам из местного отделения партии, чтобы приготовить транспаранты для очередного митинга перед зданием местного парламента.
Опасения Доусона по поводу политических занятий Гарри и участия в митингах не были беспочвенными. Некоторые из этих митингов иногда перерастали в стычки с полицией, которая также часто задерживала протестующих.
Полиция даже однажды задержала Гарри — во время одной из таких стычек он бросил камень в полицейского и слегка ранил его. Тогда Гарри отделался лишь штрафом. К счастью, подобный случай был единственным, все остальные митинги и демонстрации, в которых участвовал Гарри, были более-менее беспроблемными для него.
Редакция «Эдинбургских новостей», в которой Гарри должен был быть к девяти часам 23 февраля 1932 года, находилась в нескольких кварталах от его дома. Гарри обычно добирался до работы на трамвае, и вся дорога занимала не более пятнадцати минут.
Тем утром, выйдя из подъезда, Гарри бросил взгляд в сторону почтовых ящиков, которые стояли во дворике неподалеку. И он тут же заметил белый уголок конверта, который торчал из ящика под номером 025.
Гарри остановился.
От кого это, интересно. Открыть ящик сейчас или после работы?
Гарри посмотрел на часы. Почти девять.
Я уже опаздываю, посмотрю, что там после.
Он уже было направился в сторону трамвайной остановки, как вдруг ему в голову пришла внезапная мысль.
А что, если это какая-то важная переписка из отделения партии? Что, если произошло что-то срочное… Я не могу откладывать партийные дела.
Через минуту ящик был открыт и Гарри держал конверт в руках. Это был действительно необычный конверт: на нем были иностранные марки и печати.
Союз Советских Социалистических Республик (СССР)
Москва, ул. Петровский переулок,
От Михаила Марковича Бородина, главного редактора газеты
«Москоу Дэйли Ньюз»
Гарри тут же расплылся в улыбке. Сдерживая желание разорвать конверт и тут же прочитать письмо, Гарри снова напомнил себе, что у него нет на это времени.
Вдалеке раздался знакомый стук трамвайных колес по железнодорожным путям. Гарри поспешно засунул конверт в портфель и бросился к трамвайной остановке. Каким-то чудом ему удалось добежать до трамвая, запрыгнуть на его ножку и протолкнуться в толпу внутри.
Внутри трамвая лоб Гарри покрылся испариной. Он даже на секунду подумал, что вот-вот задохнется. Но, вспомнив о том, что за конверт лежал в его портфеле, Гарри мгновенно забыл о своем дискомфорте. Смотря в окно, он погрузился в воспоминания, как впервые познакомился с Михаилом Марковичем Бородиным.
Товарищ Михаил Бородин был известным партийным чиновником СССР, которого Гарри впервые встретил на одном из митингов в Эдинбурге. Это был полный мужчина с усами и обаятельной улыбкой. Бородин свободно говорил по-английски, так как еще до Октябрьской революции долгое время жил в США, где курировал школу политэмигрантов. Бородин был лично знаком с Владимиром Лениным и Иосифом Сталиным, а также водил дружбу с другими важными советскими чиновниками.
Их встреча впервые состоялась перед парламентом Эдинбурга в мае 1931 года. В тот день Гарри, окруженный своими товарищами по партии, держал транспарант «Свободу трудящимся» и выкрикивал коммунистические лозунги. Бородин стоял неподалеку, наблюдая за демонстрантами — он приехал в Шотландию специально, чтобы посмотреть, как идут дела у местных коммунистов.
«Свободу трудящимся!» — вдруг выкрикнул Гарри на русском языке. Никто из его товарищей коммунистов даже не удивился, услышав фразу на иностранном языке. Все знали, что Гарри иногда нравилось выкрикивать фразы на русском, несмотря на то, что он был в Шотландии и его все равно никто не понимал. Гарри был тот еще чудак.
«Свободу и достойную оплату трудящимся!» — выкрикнул Гарри снова на русском практически без акцента.
Гарри тут же привлек внимание Бородина. Во время перекура Бородин подошел к Гарри, который стоял у забора парламента, разворачивая новый транспарант. Его товарищи куда-то отошли.
«Добрый день, вы англичанин?» — спросил Бородин на английском.
«Шотландец», — ответил Гарри, удивлённый прямолинейным вопросом незнакомца.
«Вы прекрасно говорите на русском!» — сказал Бородин, по‑товарищески похлопав Гарри по плечу. «Меня зовут Бородин Михаил Маркович. Я занимаюсь партийной работой в Москве и был командирован в Шотландию на несколько дней, чтобы поддержать местных коммунистов и рабочих», — с добродушной улыбкой сказал Бородин, протягивая ему руку.
«Спасибо!» — скромно сказал Гарри уже на русском, немного смутившись.
«Где вы так научились говорить по-русски?» — Бородин продолжил по-английски.
«Я выучил его сам, мне никто не помогал», — продолжил Гарри по‑русски.
Гарри не хотел переходить на английский — ему нравилось говорить на русском.
Между ними тут же завязался разговор. Хотя Бородин продолжал свои попытки вести разговор на английском, Гарри упорно продолжал отвечать по-русски. Вскоре Бородин сдался. Они говорили о революции, социализме, пролетариате и многих других вещах.
Глаза Гарри сверкали и блестели, когда он рассказывал Бородину о своем увлечении историей советской революции, трудами Карла Маркса, своем членстве в местной компартии и участии в коммунистической агитации в Эдинбурге. Все это глубоко впечатлило Бородина.
«Понимаете, я коммунист, но работаю в местной буржуазной газете, — сказал Гарри, как бы оправдываясь. — В капиталистическом обществе не так-то просто выживать, поэтому мне приходиться работать на буржуазную газету… Но я также работаю в социалистической газете — “Общество друзей СССР”, на общественных началах…»
«Гарри, Советскому Союзу нужны такие идеологически подкованные коммунисты, как ты!» — с восхищением воскликнул Бородин.
Его совершенно не беспокоила работа Гарри в буржуазной газете.
«У нас в стране идет первая пятилетка, советские люди самозабвенно трудятся день и ночь, но нам все равно не хватает талантливых специалистов», — продолжал Бородин.
Гарри застенчиво улыбнулся, поправив очки на носу.
«Спасибо, товарищ Бородин, мне очень приятно это слышать».
«Нет, Гарри, это я благодарю тебя за самоотверженную преданность нашему делу», — высокопарно сказал Бородин, по-отцовски похлопав Гарри по плечу.
Бородин отвел Гарри в сторону, подальше от толпы демонстрантов, которые после небольшой передышки снова начали выкрикивать политические лозунги.
Гарри действительно многим жертвовал ради своих политических взглядов. Его мать, Мэри, не разделяла его энтузиазма по поводу коммунизма, так же, как и его начальник Доусон. «Ты носишься со своими листовками и бумагами, как сумасшедший, а жизнь твоя проходит мимо», — часто ворчала она.
«Послушай, Гарри, как бы ты отнесся к переезду в СССР? Если бы, например, я предложил тебе работать с нами?» — неожиданно спросил Бородин.
К тому моменту демонстрация уже закончилась, и товарищи Гарри по партии уже начали расходиться. Бородин и Гарри так и стояли неподалеку от здания парламента. Небо затянули тучи, хотя дождя еще не было.
«Что вы имеете в виду, товарищ Бородин?» — нахмурился Гарри.
«Я думаю, что тебе следует переехать в СССР, в Москву… Я прекрасно знаю, как британцы и шотландцы относятся к коммунистам, они думают, что вы тут все сумасшедшие и одержимые… Большинство местных — капиталисты, и, несмотря на то что у тебя здесь есть товарищи, я считаю, что твоя работа была бы оценена по достоинству в СССР».
«Но чем я буду там заниматься?»
«Той же работой. Будешь работать корреспондентом. И тебе больше не придется работать в буржуазной газете».
«Спасибо за доверие, товарищ Бородин, но мне кажется, что я пока не очень хорошо пишу по-русски…»
«Не скромничай, Гарри… Я уверен, что ты очень хорошо пишешь по-русски, — махнул рукой Бородин. — Но дело даже не в этом. Тебе не нужно будет писать по-русски. Твоя работа будет полностью на английском языке. Видишь ли, какое дело. Месяц назад товарищ Сталин обратился ко мне с гениальной идеей создать газету на английском языке для иностранцев, которые приезжают на заработки в СССР. Эта газета будет рассказывать им о повседневной жизни в СССР, чтобы они, так сказать, имели более правильное представление о советских реалиях».
Бородин улыбнулся широкой добродушной улыбкой.
«Звучит заманчиво, но…» — нерешительно пробормотал Гарри.
«Гарри, не волнуйся, тебе не нужно принимать решение прямо сейчас», — прервал его Бородин. — Официально я тебе пока ничего не предлагал, мы только начинаем работать над этим проектом и создание газеты только начинается. Моя командировка в Шотландии заканчивается завтра, через несколько дней я буду в Москве. Как только все будет ясно, я свяжусь с тобой и расскажу подробности. А пока расскажи мне о том, как у вас тут идет партийная работа…»
Остаток вечера Гарри и Бородин провели в разговорах об идеологической работе в Шотландии, а наутро Бородин уехал в Лондон, откуда затем отправился в Москву.
Хотя Гарри не придал значения предложению Бородина в момент их разговора, в последующие дни он не мог выкинуть его из головы.
А что, если у меня действительно получится построить блестящую журналистскую карьеру в СССР? Почему бы и не попробовать? Возможно, в СССР все было бы иначе…
Эта мысль преследовала Гарри. Конечно, как убежденный коммунист, Гарри планировал в будущем посетить СССР в качестве туриста, но он никогда не думал о том, чтобы жить там. Эта мысль, мысль о жизни в другой стране, привлекала и в то же время пугала его.
Но чем больше Гарри думал о предложении Бородина, тем больше ловил себя на мысли о том, что часть его сильно желает там оказаться. Да, Гражданская война в СССР только закончилась. Совсем недавно. Да, возможно, жизнь в СССР была сложнее, чем в Шотландии. Но и ведь и Шотландия переживала не лучшие времена — в стране была высокая безработица. А что, если однажды Гарри потеряет работу и не сможет найти новую? На что он будет жить?
Но самое главное для Гарри было не это. Самое главное было то, что Советский Союз был молодой, перспективной страной, в которой помимо многочисленных проблем было много возможностей. Возможностей для карьерного роста, поиска единомышленников, и даже возможностей построить какую-то личную жизнь. СССР был свободной страной. Свободной от классовой эксплуатации и капиталистических пережитков.
Гарри обдумывал предложение Бородина около недели, но затем стал постепенно забывать. Так как от самого Бородина дальнейших вестей не было, Гарри решил, что с газетой в Москве что-то не получилось.
Однако 23 февраля 1932 года, почти год спустя, Гарри вдруг получил письмо, которое сейчас лежало у него в портфеле.
Гудок трамвая развеял воспоминания Гарри.
Моя остановка. Пора выходить.
Протискиваясь сквозь толпу пассажиров, Гарри выскочил из трамвая напротив кирпичного трехэтажного здания редакции.
Свежий воздух. Какая же там была духота. Никак не могу к ней привыкнуть, хоть и езжу на этом трамвае каждый день.
Гарри незаметно проскользнул мимо приоткрытого кабинета мистера Доусона и уселся за своим деревянным столом. Рядом сидели другие сотрудники газеты, которые пыхтели над своими пишущими машинками и не особо обращали внимания на то, что происходит вокруг. В воздухе висел сильный запах крепкого кофе и свежеотпечатанной бумаги.
Клак-клак-клак. Клак-клак-клак.
Поставив портфель на пол, Гарри перевел дыхание. В предвкушении он вытащил конверт из портфеля. Затем он посмотрел по сторонам. Его коллеги были заняты редакционными делами. Никто не видел, что он занимается посторонними делами в рабочее время. Гарри осторожно разорвал конверт дрожащими от волнения руками.
Дорогой Гарри!
Прошу прощения за столь долгое молчание.
Я очень рад, что мы познакомились. Ты, наверное, помнишь о моем предложении переехать в СССР и работать здесь. Я по‑прежнему считаю, что твои знания и умения очень пригодятся нам здесь, в Москве. Именно здесь ты наконец полностью сможешь посвятить себя партийной и коммунистической работе!
Я поговорил со своими товарищами, рассказал им о нашей встрече, и мы решили предложить тебе должность корреспондента в нашей новой англоязычной газете «Moscow Daily News» здесь, в советской столице. Мы предлагаем тебе отдельное жилье в центре Москвы, хорошую зарплату, бесплатный проезд и другие условия, которые я буду рад обсудить с тобой, если ты примешь наше предложение. Мы также берем на себя все вопросы, связанные с визой и документами.
Я очень надеюсь, что ты примешь наше предложение. Пожалуйста, телеграфируй свой ответ.
С уважением
Товарищ Бородин
Сердце Гарри бешено забилось. Он перечитал письмо несколько раз.
Что мне делать? Нужно телеграфировать ответ.
Что мне на это отвечать?
Так уж мне и хочется туда ехать?
А если мне там не понравится?
А что, если они передумают, когда я уволюсь здесь?
Что я скажу Доусону?
Он же будет в ярости и возненавидит меня. Это же совершенно ясно.
Гарри снова огляделся по сторонам. Все его коллеги щелкали клавишами печатных машинок, не поднимая с них глаз.
Клак-клак-клак. Клак-клак-клак.
Гарри сложил письмо, положил его обратно в конверт, оттолкнул портфель ногой под стол и потянулся к папке с бумагами возле лампы.
За работу, Гарри.
В тот день и последующие Гарри было очень сложно думать о работе. Ехать или не ехать. Соглашаться или нет. Сидя за своим рабочим столом, Гарри зажмурил глаза. Перед ним пронеслась вся его жизнь в Эдинбурге. Была ли эта жизнь такой счастливой, чтобы оставаться здесь?
Гарри также долго думал о Доусоне. Он переживал, что начальник, который так его ценил, возненавидит его и расценит согласие ехать в СССР как предательство.
Кроме того, никто ему не гарантировал, что новая работа в СССР будет ему на самом деле по душе. Что, если ему не понравится? Если так, то пути назад уже не будет.
С другой стороны, новая жизнь в СССР могла иметь свои плюсы.
Может быть, мне наконец не нужно будет врать. А если мне будут задавать вопросы? Не волнуйся, Гарри, личная жизнь — это последнее, что волнует настоящих коммунистов. Ты же знаешь, что интересы общества — превыше всего. Никто ни о чем в СССР тебя спрашивать не будет.
Наконец, спустя неделю он решился. Он поедет в СССР. Он откажется от своей жизни в Шотландии и рискнет. Гарри даже сам был в шоке от скорости принятия своего решения. Но жребий был брошен.
Гарри телеграфировал свое согласие Бородину и уже на следующий день получил ответную телеграмму с инструкциями о том, что делать дальше. Бородин просил связаться с товарищем Федоровым, сотрудником советского посольства в Лондоне, который велел Гарри отправить паспорт и другие необходимые документы для оформления советской визы почтой.
Уже через несколько недель Гарри держал в руках конверт с паспортом, советской визой, билетами на поезд до Лондона, а затем на пароход до Ленинграда и даже две небольшие связки британских и советских банкнот. Федоров также сообщил Гарри, что ему оплатили номер в гостинице Лондона, в котором Гарри переночует. По прибытии в Ленинград Гарри должен был встретить товарищ Бородина по фамилии Игнатов.
Все происходило так быстро, что Гарри просто забыл сообщить Доусону о своем решении. В день, когда он решился сделать это, Доусон работал в своем кабинете. Подойдя к кабинету, дверь которого почти всегда была полуоткрыта, Гарри охватило внезапное чувство вины за то, что он так поступал со своим начальником. Начальником, который всегда относился к нему доброжелательно и всегда ценил его.
«Мистер Доусон, я хотел бы поговорить с вами кое о чем», — робко начал Гарри, входя в кабинет Доусона и осторожно закрывая за собой дверь.
Доусон сидел за массивным столом, на котором стояли телефон, пишущая машинка и стопки газет. Позади него находился шкаф с ящиками. Слабый солнечный свет проникал в кабинет сквозь деревянные жалюзи. Здесь также пахло кофе и сигаретами. Гарри знал, что Доусон курил в офисе за закрытыми дверями, несмотря на все его попытки скрыть этот факт.
«Что? Очередной митинг?» — недовольно пробормотал Доусон, отрываясь от газеты на столе.
«Нет, мистер Доусон. Я хотел бы написать заявление об увольнении…»
Ручка, которую Бородин держал, выпала у него из рук.
«Что это за новости такие?!» — но через долю секунду добавил: «Ах… я так и знал! Я так и знал! Так и знал! Это все твоя газета… твои коммунисты. Это все из-за них!»
Разъяренный и расстроенный, Доусон достал пачку сигарет из верхнего ящика стола и тут же закурил. Он никогда не делал этого в присутствии своих сотрудников, но ему нужно было как-то успокоить нервы. Ведь Гарри, его любимый Гарри, самый трудолюбивый и старательный корреспондент во всей газете объявлял о своем уходе.
«”Общество друзей СССР”… — робко поправил Доусона Гарри. — Нет, они вообще не имеют к этому никакого отношения. Понимаете, я уезжаю в СССР, потому что мне предложили там работу…»
«Чтоооо?» — Доусон чуть не выронил сигарету.
Гарри тяжело сглотнул — он чувствовал себя виноватым.
«Гарри… — выдавил из себя Доусон, не в силах скрыть разочарование. — Я знал, я… я всегда предупреждал тебя, что вся эта коммунистическая чепуха ни к чему хорошему не приведет».
«Но почему же чепуха, мистер Доусон? Я наоборот считаю, что это открывает передо мной новые возможности…»
Доусон глубоко затянулся, выпустив облако дыма. Откашлялся, прочистил горло и тяжело вздохнул. Затем, наклонившись вперед, он сказал:
«Гарри, ты знаешь, что я ни в коем случае не считаю тебя дураком… Но я до сих пор еще удивляюсь, как… как этим коммунистам удалось тебе промыть мозги? Как этим негодяям удается промыть мозги стольким умным и талантливым молодым людям? Скажи честно, они предлагали тебе деньги? Они купили тебя?»
«Никто меня не покупал, — с обидой ответил Гарри. — По крайней мере, мне никто не предлагал денег, и я вступил в партию по собственному желанию».
«Ну, скажи мне, Гарри, почему бы тебе не остаться здесь? Чего тебе не хватает здесь, в Эдинбурге? Это одно из лучших мест Шотландии. Ну ты же не какой-то рабочий с угольной шахты, у тебя здесь достойная работа, я тебя очень ценю, ты сам это знаешь».
Гарри нахмурился.
«В этом-то и дело. Угольщики тоже люди, сэр, с семьями, которым надо как-то жить. В этом и заключается основная проблема нашей страны — никто не ценит труд рабочих и никто не защищает их права. Вы же видите все эти протесты… Наша страна могла бы стать намного лучше при более равном распределении капитала…»
«Боже, хватит этой чепухи. Вешай эту лапшу на уши своим товарищам, а не мне. В свою партию ты меня не заманишь», — раздраженно рявкнул Доусон, делая еще одну затяжку.
«Мистер Доусон, я не скрою, что в какой-то степени я исходил из личных мотивов, когда я принимал решение…»
«Я так и знал… Деньги. Очень в духе социализма, — цинично усмехнулся Доусон, откинувшись на спинку стула и довольный своим разоблачением. — Несложно было догадаться!»
«Нет, не деньги. Не все в этом мире делается ради денег, мистер Доусон…»
«Опять эта большевистская чушь!» — огрызнулся Доусон. — Ты можешь проповедовать эту чушь на своих митингах вокруг парламента и промывать мозги другим дуракам…»
Доусон тут же замолчал, вдруг осознав, что грубит. В конце концов, это был его Гарри, Гарри, которым он очень дорожил и которого он ценил. Но он просто не мог смириться с такой потерей и не хотел так легко его отпускать.
«В любом случае, Гарри, мне жаль, что ты принимаешь такое неразумное и явно поспешное решение. На твоем месте я бы очень тщательно все обдумал, — многозначительно сказал Доусон, выпуская дым изо рта. — Посмотри в окно, это Шотландия, Эдинбург, цивилизованная страна с многовековой демократией, здесь все живут хорошо. Зачем тебе эта Россия?»
«Нет, мистер Доусон, не у всех…»
«Чушь!» — Доусон зарычал, ударив кулаком по столу. Было ясно, что слепая вера Гарри в коммунизм и его попытки защитить взгляды только раздражала его.
«Это все большевистские сказки, в которые верят такие наивные молодые люди, как ты. Ну скажи мне, что не так с Шотландией? Что тебе здесь не нравится? У нас свобода слова… У нас есть все!»
«Вы ошибаетесь, мистер Доусон. В нашей стране рабочие, меньшинства живут очень плохо…» — настаивал Гарри тихим, но твердым голосом.
Доусон снова поморщился и, прочистив горло, потушил сигарету в пепельнице.
«А какое тебе до них дело? Ты что, меньшинство? Ты что, женщина? Или черный? Какие меньшинства? Ради бога ты что, гомосексуалист?»
Гарри сглотнул комок в горле и замолчал.
Доусон испытующе посмотрел на Гарри. Он сам удивился, что их разговор зашел на эту тему. Почувствовав, что зашел слишком далеко, Доусон прочистил горло:
«Гарри… если бы ты был гомосексуалистом и из-за этого горел желанием уехать жить в СССР, то я бы понял. Большевики, черт их побери… они не только расстреляли царскую семью, но и отменили все законы царской России, в том числе и закон о запрете гомосексуализма. Так что такие люди, как гомосексуалисты, теперь могут жить свободно… Ну разве ты гомосексуалист?..»
«Н-нет», — сказал Гарри дрожащим голосом.
«Что ж, это прекрасно, — сказал Доусон, откинувшись на спинку кресла. — Поэтому, раз уж ты не женщина, чернокожий или гомосексуалист, то я не понимаю, зачем тебе ехать в СССР…»
Доусон неодобрительно покачал головой.
«Мистер Доусон… — Гарри тяжело сглотнул, пытаясь перевести разговор в более комфортное русло. — Честно говоря, я знал, что вы так отреагируете. Я знаю, как вы относитесь к коммунистам, и благодарен вам за то, что, несмотря на наши различия в политических взглядах, вы все же позволили мне работать здесь и…»
«Гарри, ты хороший парень…»
Доусон снова наклонился вперед, пытаясь сохранить на лице улыбку и дружелюбный тон голоса:
«Просто подумай… Я тебя умоляю. Надеюсь, ты еще не купил билет. Ты нужен здесь!»
«Я уже решил…»
«Хорошо, я вижу, что этот разговор ни к чему не приведет, — разочарованно вздохнул Доусон — Мне очень жаль. В течение недели подготовлю все документы».
Удивление и первоначальный гнев Доусона исчезли. Как и в предыдущие разы, когда Гарри удивлял его своими решениями, Доусон просто принял ситуацию. Ничто на свете не могло заставить этого упрямого молодого человека изменить свое мнение. Его слепая вера в коммунизм была слишком сильна, чтобы Доусон мог заставить его пересмотреть свои взгляды.
Но, несмотря на свое принятие, Доусон все равно чувствовал себя преданным.
«Спасибо за понимание…» — виновато пробормотал Гарри.
«Не нужно меня благодарить», — теперь голос Доусона звучал несколько безразлично. Он устал от этого разговора и хотел вернуться к своим делам. «Иди к своему столу, ты еще не в СССР, а до сих пор здесь, в Шотландии…»
Гарри вежливо кивнул головой и направился к двери. Провожая Гарри глазами из кабинета, Доусон пошуршал бумагами на столе, а когда Гарри исчез из поля зрения, пробормотал себе под нос:
«Черт бы его побрал этого Уайта! Ничего хорошего из этого точно не выйдет».
Как оказалось, Доусон был прав.
