Помню, как в 14 лет я сидел на уроке по здоровью и смотрел видео о СПИДе. Было жарко и влажно, кондиционер не работал. На экране появился человек, весом не больше 45 килограммов, покрытый язвами, и меня неожиданно затошнило. Меня прошиб пот, да так сильно, что закапал с лица на стол. Я пошел в туалет и посмотрел на себя в зеркало. Я рос в 90-е, и меня учили, что секс равнозначен смерти.
Тем более, что секс между геями равнозначен смерти. И для впечатлительного, неокрепшего юношеского ума это означало одно – быть геем, значит быть обреченным на смерть. Когда вы уверены, что ваша судьба – это смерть и болезнь, что удержит вас от многочисленных неразборчивых связей, наркотиков и даже самоубийства?
Конечно, с возрастом становится легче. По меньшей мере, так произошло со мной. Но я встречаю молодых геев, выросших с другим взглядом на мир, отличным от взглядов моего поколения. Всего лишь за несколько лет произошли огромные изменения. Диагноз ВИЧ больше не является смертным приговором, это «управляемое состояние здоровья».
И число геев, занимающихся незащищенным сексом из безрассудства, самодовольства или даже из-за намеренного желания причинить вред самим себе, растет. Центр по контролю и профилактике заболеваний утверждает, что число инфицированных среди мужчин, занимающихся сексом с мужчинами, особенно среди афроамериканцев и латиноамериканцев, растет.
Как создатель фильмов, я хотел бы рассказывать людям истории, которые изменят их взгляд на окружающий мир. Я хочу, чтобы моя работа меняла наше восприятие идентичности и реальности, а также людей, живущих в нашем мире.
Когда я снимал свою первую короткометражку «Воздаяние» в 2010 году, то начал обсуждать с Максом Файзером, одним из актеров, истории о встречавшихся нам мужчинах, которые намеренно хотели заразиться ВИЧ. Их называют «охотниками за вирусом», и мы оба были смущены и встревожены самим фактом их существования. ЛГБТ-сообщество не хочет обсуждать эту тему. Активисты боятся признать их существование. Мир натуралов о них и не знает. И Макс и я решили снять фильм и назвать его «Охотник».
Прошлым летом «Воздаяние» шло на нью-йоркском ЛГБТ-фестивале NewFest Я был на показе выдающегося документального фильма «Мы здесь были», рассказывающего о появлении СПИДа в Сан-Франциско в начале 1980-х годов и снятого Дэвидом Вайссманом и Биллом Вебером. Мне всегда очень хотелось узнать, что думают мужчины и женщины, пережившие начало эпохи СПИДа и в буквальном смысле слова видевшие, как болезнь убивала их друзей, любовников и пациентов, о тех мужчинах, которые в наше время активно пытаются заразиться вирусом.
Во время беседы с командой создателей фильма я спросил у них, что они думают по этому поводу, и был вежливо, но быстро остановлен. Мне объяснили, что эта тема очень противоречива, и что мне лучше поговорить с ними неофициально. Так я, конечно же, и сделал, и реакция была именно такой, как я и ожидал (Вайссман сказал мне, что эта тема «приводит его в ярость»), но именно это событие и подтолкнуло меня к дальнейшей работе над «Охотником».
Тогда я был уверен, что фильм будет более чем провокационным. Я сказал Максу, что нам придется защищаться, что наше решение не осуждать поведение нашего главного героя, а просто рассказать его историю и предоставить аудитории самой дать ему оценку, заставит людей чувствовать себя неуютно.
Но я не ожидал, что сопротивление начнется еще до того, как мы найдем деньги на фильм, как и то, что оказывать его будут как раз те, кто вроде бы старается изжить ВИЧ из нашего сообщества. Когда мы обратились к одной из старейших и самых уважаемых организаций, борющихся со СПИДом и попросили об участии в сборе средств, ее представитель обвинил нас в «погоне за сенсацией» и заявил, что только небольшая часть «маргинальных» участников гей-сообщества ведет себя подобным образом. Другая широко известная ЛГБТ-организация проигнорировала мое предложение объединить усилия по сбору средств на наши проекты.
Страх понятен. Когда я говорю с моими друзьями-натуралами об охотниках за вирусом, то вижу на их лицах недоверие и страх. «Зачем кому-то так поступать?!», – вот самый распространенный ответ. Люди, посвятившие свои жизни борьбе со СПИДом, боятся, что эта тема негативно скажется на их работе и на ЛГБТ-сообществе в целом.
И так хватает предрассудков и фанатизма, направленных против геев; нам не нужно, чтобы поведение немногочисленных маргиналов ухудшало положение дел еще больше. Верно? Но вначале всего лишь небольшая группа геев была поражена СПИДом, известным тогда как «рак геев». Потребовались годы упорного и последовательного труда со стороны активистов, чей опыт сейчас используется и для разворачивания борьбы с неисчислимыми другими заболеваниями, чтобы мы оказались именно там, где находимся сейчас.
И теперь те же самые люди, или их последователи, стали реакционерами. Мы не можем двигаться вперед, не задав себе много вопросов. Кто эти «охотники»? Почему они так поступают? Некоторые из них – мужчины, стыдящиеся себя из-за взглядов семей и требований культуры, и выбирающие анонимный, незащищенный секс, так как они не видят смысла беречь свои жизни. Есть и мальчики в классных комнатах, смотрящие видео, как и я когда-то, не верящие, что у них есть будущее. Это наши люди. Это наше сообщество. Это наша семья. А если член вашей семьи занимается саморазрушением, останетесь ли вы безучастным? Будете ли вы избегать тех, кто пытается помочь? Или вы вызовете этого человека на разговор, узнаете, почему он так поступает, и постараетесь понять, как его остановить?
huffingtonpost.com
Перевод taokeeper108, специально для Парни Плюс
