Грузинское слово «Квира» означает неделю, а на российский слух звучит очень квирно. Так подумали Махи, Оливер и Петя и назвали этим словом антикафе для ЛГБТ-комьюнити в изгнании. Полтора года его двери открыты для работы в коворкинге, игр, фестивалей, лекций, кино и множества других событий, чаще всего — благотворительных.
От редакции
Даже если вы не в Грузии, вы тоже можете поддержать антикафе «Квира»:
USDT TRC20:TMU1HtPmeNccd6vJdRqkGwhnRLdZn4opx2
BTC:1BxxKNFXgQ7aM9sFEi3dqpyi3pcZ8wB7BZ
TBC Банк (Грузия):GE74TB7373036010100044, ILIA
Почему появилось квир-антикафе?
— Оливер: Мы с Петей давно в около-барно-развлекательной индустрии и давно хотели открыть своё заведение. А на границе Армении, куда я улетел сначала из России, я наконец-то полностью принял свою идентичность и хотел «отыграться» за годы в шкафу.
В Москве у меня складывалось ощущение, что нет квир-пространств без фокуса на сексе. Если бы я тогда знал про комьюнити-центры, моя жизнь была бы намного лучше. Но всё, что удавалось нагуглить — гей-клубы и вечеринки, а там всё очень хорни. А у меня совсем не хорни-муд, я хотел интеллигентских бесед.
Понимание, кто будет сюда ходить, было, но как будет устроено — мы до конца не знали. Мы сидели с информацией, что в Грузию переехало сто тысяч росиян и часть из них — квиры.
Мы не клуб и не комьюнити-центр, у нас просто неформальное место, где можно встретиться, потусить, перекусить, познакомиться. Это то, чего лично мне не хватало.
— Махи: У меня было ощущение, что Грузия — одна из стран первого выбора для квир-людей, у которых нет никаких финансов и ресурсов выбраться куда-то дальше. Когда я сама эмигрировала в Тбилиси, то здесь было совсем мало знакомых. Хотелось, чтобы было какое-то «своё» место и сообщество.
— Петя: Приехав сюда, мы оказались среди большого количества эмигрировавших квиров и других маргинализованных групп. А когда нашли это место, поняли, что можем сами, без инвестора, открыть заведение, у нас есть свобода сделать, что хотим. А что мы хотим? Место, чтобы наши друзья могли посидеть спокойно, чтобы было комьюнити и было не так одиноко.
Первое желание было открыть место, в котором будет хорошо. Заработать на нём — было бы классно, но не обязательно. И как показало время, заработать на нём не так просто.
Бунт Пригожина, разгон прайд-парада и открытие
— Оливер: Мы влюбились в это помещение из-за офигенного вида. Оно на высоком этаже и обычное коммерческое кафе или антикафе сделать было бы невозможно, зато это безопасное место, куда сложно добраться.
Ремонт был самой восторженной частью проекта. Тут раньше находились учебная точка стоматологов и какие-то офисы, поэтому всё, что здесь происходит, сделано руками нашими и нашей подруги-художницы, которая потом уехала в Сербию.
— Махи: Я просто вылезла из депрессии после полугода эмиграции и была какая-то потребность что-то сделать, я ещё уволилась, потому что не могла работать. И я такая: почему бы не сделать ремонт в чужой квартире?
У нас тогда ещё были деньги. Это было весёлое и бодрое время: мы бегали подбирали цвета, искали шкафы, учились грунтовать стены.
— Петя: Мы всё своими силами сделали чуть больше, чем за месяц. За два дня до открытия в аврале докрашивали стены.
— Оливер: Чтобы вспомнить наши даты открытия, достаточно открыть сводку новостей. Неофициальный запуск у нас случился 23 июня — в день бунта Пригожина.
Я последние восемь лет в России проводил костюмированные показы «Шоу ужасов Рокки Хоррора» в помещении на Лубянке в 300 метрах от ФСБ. Наш последний показ был 22 сентября 2022 года, и я на него не попал: началась мобилизация и я не стал возвращаться из поездки в Армению.
Поэтому мы решили здесь открыться с такого показа — я так закрывал гештальт. Это было наше первое мероприятие ещё до официального открытия. Пришло около сорока человек.
А наше большое официальное открытие случилось в день разгона Тбилиси-прайда.
— Петя: Это был странный день. Мы писали в канале своим посетителям, что не стоит ходить туда, опасно, приходите лучше к нам, мы примем бесплатно, мы сделали домашнее мороженое.
Люди были немного напуганы, потому что только что в стране, в которую они бежали в том числе от гомофобии, раскидали прайд-парад. Но появилось такое место, где можно посидеть, где точно безопасно. У нас уютно, а снаружи страшно.
— Оливер: Потом буквально дня четыре не происходило вообще ничего. Я уже смирился и занимался своими делами. Очень хорошо помню нашу первую посетительницу: она пришла в пустое пространство, никого нет за баром, потому что нас было всего трое и все работали, пошла искать по помещениям и обнаружила меня работающим. Спросила, что у нас происходит, можно ли к нам. Я налил ей чай, мы до сих пор много и хорошо общаемся.
— Петя: Она была первым человеком из квир-сообщества, которая почувствовала себя уютно, и ей нужно было место для работы, которое мы и хотели в первую очередь предоставить. Она очень обнадёжила в этом плане. Стало понятно, что у площадки есть вайб, что сюда можно приходить и работать.
Я работал в барной сфере среди русских экспатов, и стал слышать, что люди знают про это место. Ограничение с рекламой мы сами себе поставили, но я считаю, это было резонное решение, потому что мы боялись местных анти-ЛГБТ настроений.
— Оливер: Мы не рекламируемся в открытую, или если рекламируемся, то не даем адрес и прочее. Если мероприятие рекламируется где-то вне, то мы просим ставить модератора, который будет вручную отбирать участников.
— Махи: Мы закрыли канал, как только 500 человек набралось. Нас снаружи просто так не найти в идеале. Какой-то умный человек, очень сердобольный, и, вероятно, с позитивными интенциями, в какой-то момент добавил нас на Google карты.
— Петя: Тут сработало наше сообщество: мы практически заDDoSили Гугл-карты сообщениями, что этого места не существует. Пришлось многим людям из разных точек по нескольку раз говорить, что нас нет.
— Махи: Хотя адрес наш особо много тебе не даст, до нас ещё добраться надо.
— Оливер: За время работы никаких гомофобов здесь не замечали. Важно отметить, что мы не эксклюзивно квир-заведение. У нас есть свод правил и принципов, по которым мы можем выставить отсюда за гомофобию, трансфобию и так далее. У нас есть некоторое количество, большое достаточно, гетеросексуальных людей, которые сюда приходят. Но все — союзники. У нас не было зафиксировано ни одного случая оскорблений.
Атмосфера и сообщество
— Петя: После переезда в Грузию сначала у многих лёгкая эйфория от того, что вырываешься в России, потом понимаешь, что Грузия не идеальная. Но она куда лучше.
— Оливер: Насчёт законов — не удивлён, но разочарован, власти Грузии всё больше косплеят нашу родину. Кажется, ЛГБТ — это ещё шаткая тема, которой любое демократическое либеральное общество можно пошатать. Они оседлали территорию родителя №1 и родителя №2…
— Петя: Мы чуть более циничные в этом плане, мы знали, что этот закон планируется, всё, о чём мы подумали, что нам придётся ещё уменьшить курс рекламы, но мы не подумали, что придётся перевозить или закрывать «Квиру». Даже если бы всё ещё хуже было, мы бы остались. Это нас расстраивает, но не останавливает.
— Оливер: Главное — не ходить в интернет, потому что если прочитать, что происходит, появляется ощущение, что тебя хотят сжечь или что-то в этом роде, что нам здесь не рады. Но в личном общении никогда не всплывало какого-то, не знаю, чтобы мне сказали “go home”.
У меня есть отдельная надежда, что мы со временем образуем хороший коннект с местными, но это пока далёкий план, судя по тому, что происходит. Мы познакомились с организацией матерей, которые проводили акцию против гомофобного закона, они пока до нас не дошли. Я придерживаюсь той позиции, что не стоит навязываться, потому что мы приехали из страны, с которой у гражданского общества Грузии… не очень отношения.
Я знаком с некоторыми местными, которые издалека не понимают, во что в России превратился такой же закон об «ЛГБТ-пропаганде», потому что в России за это сейчас вполне можно сесть. Они жили в нормальной демократии, им это непонятно.
— Махи: Люди с деньгами, ресурсами, силами уезжают куда-то дальше, а люди без ресурсов остаются. Поэтому мы всё больше работаем как благотворительный проект. Комьюнити за год полностью сменилось раза три-четыре: люди постоянно приезжают, люди постоянно уезжают. Те, кто ходят к нам постоянно сейчас, полгода назад не ходили. У нас всегда есть пара человек, которые приходят к нам работать каждый день, в комьюнити-день довольно стандартная компашка собирается.
Как это заработало
— Махи: У нас довольно быстро появились дискуссионные клубы, языковые разговорные клубы, полиаморные клубы, показы — киношки, анимации, всё такое уютное. Мы много делаем лекций, где люди делятся своим опытом, где люди делятся какими-то знаниями, своим контекстом, обсуждают фильмы.
С самого начала было несколько фандрайзинговых мероприятий. Фестиваль солидарности с фигурантами «Тюменского дела», благотворительный маркет в поддержку фигурантов «Маяковского дела», встреча в рамках международного фестиваля солидарности с узниками «Читинского дела». Собирали деньги «Волонтёрам Тбилиси».
Самое восторженное время было в начале весны 2024 года. Мы сделали «trans joy fest», это для меня самое важное мероприятие, которое здесь происходило: двухдневный фестиваль в честь дня транс-видимости. Было довольно много людей. Как минимум один человек нашёл себе аудиторию — это Василиса Никольская, у неё уже вышла запись первого концерта.
Таких историй хочется больше, чтобы народ собирался вместе и давал друг другу силы.
Было ощущение, что у нас что-то получилось, мы строим комьюнити, нам надо меньше своих денег вкладывать. Было как-то очень весело и с надеждой на будущее. А за последние полгода становится тяжелее. Слилась внешняя ситуация сложная и то, что у нас накапливается усталость.
— Оливер: Не тяжелее, чем в начале.
Наш основной профиль — это мероприятия и коворкинг. Кроме почасовой оплаты мы продаём абонементы, по которым можно пользоваться всеми пространствами «Квиры», за полцены приходить на наши собственные мероприятия и получать скидки на большинство гостевых ивентов.
Самое важное — с самого нашего открытия каждую среду у нас community day, день открытых дверей. Мы изначально понимали, что с деньгами может быть у многих плохо и мы как минимум должны предоставлять людям возможность собраться.
— Петя: Важно было показать сообществу, что у вас есть среда, когда вы можете прийти, вас тут напоят, накормят — мы готовим.
— Оливер: Да, у нас почти всегда можно поесть.
— Махи: Вы можете прийти к нам бесплатно один день в неделю в среду. Все наши услуги: коворкинг, игровая комната, настолки, всё пространство — всё бесплатно.
— Оливер: У нас образовалось большое комьюнити волонтёров, которые приходят, дежурят у стойки, помогают нам. До семи-восьми волонтёров.
— Петя: На данный момент четыре постоянных волонтёра, которые админят каждую неделю, плюс чатик человек на 17, которые помогают, постоянная группа — человек 8–9.
— Махи: Волонтёры всегда могут прийти в «Квиру» бесплатно, проводить тут время, проводить мероприятия.
— Оливер: Мы обрастаем ивентами благотворительными. У нас есть фримаркет, одежда за донат, в каких-то ситуациях и без доната.
— Петя: Мы осознали себя куда как более благотворительную организацию. Мы всегда понимали, что это около того, но сейчас более чёткое понимание, что мы некоммерческие и нам нужно придумывать, как находить на это деньги.
— Оливер: Нам нужна донатная помощь, мы начнём кампанию летом.
— Петя: Нам нужно организовывать больше мероприятий, чтобы получить больше донатов, потому что в антикафе много вещей, которыми люди могут пользоваться, и они ветшают — надо обновлять, на это нужны деньги.
Экономика
— Оливер: Мы открылись на то, что было отложено у Махи. Первое время на 80% «Квира» жила на мою зарплату, сейчас сильно меньше, где-то на 45%. Мы не заработали ничего за всё это время. Не было ни разу, когда бы мы могли заплатить аренду с тех денег, которые заработали.
— Махи: Неправда! Когда мы только начали принимать донаты и был один месяц, когда мы закрыли аренду и коммуналку, не добавляя из личных.
— Петя: Довольно быстро стало понятно, что коммерческого проекта не будет. Это не то, чего нам хотелось, желание первое было открыть место, в котором будет хорошо. Заработать на нём было бы классно, но не обязательно, и как показало время, заработать на нём не так просто.
— Махи: Это невозможно, мы по сути некоммерческая организация.
— Петя: Больше половины доходов — мероприятия и антикафе, малая доза — донаты, где-то одна треть — наши собственные деньги. Ну, то есть деньги Оливера и Махи.
— Оливер: Я работаю в геймдеве. Отнимаю деньги у капиталистов и вкладываю в сообщество, которое в них нуждается.
У нас есть донаты от самых близких нам людей, с которыми плотно заобщались. Они стали близкими, потому что стали посетителями. Есть люди, которые уже уехали в Европу и которые нас поддерживают, потому что у них есть такая возможность. Но из соображений безопасности нет открытой площадки, где бы мы могли просить донаты.
— Петя: Заведения нашего типа живут на мероприятиях. Мы не предоставляем какую-то постоянную кухню и прочее, в том плане, у нас нельзя купить пасту ризотто или что-нибудь такое.
— Оливер: Купить у нас пасту ризотто нельзя, но меня можно попросить и, если у меня будет время, я её приготовлю.
— Махи: Первое, чего нам очень хочется — найти больше волонтёров, которые немного разгрузят нас, чтобы у нас высвободилось больше времени и сил на организацию мероприятий. Лично мне хотелось бы делать большие благотворительные ивенты, повторить «trans joy fest».
От редакции
Даже если вы не в Грузии, вы тоже можете поддержать антикафе «Квира»:
USDT TRC20:TMU1HtPmeNccd6vJdRqkGwhnRLdZn4opx2
BTC:1BxxKNFXgQ7aM9sFEi3dqpyi3pcZ8wB7BZ
TBC Банк (Грузия):GE74TB7373036010100044, ILIA
